Ветер издевательски рассмеялся, проскользнул под полы плаща и сбросил с головы капюшон, вынудив идущего к замку человека очередной раз передёрнуть плечами и постараться плотнее запахнуться. Последнее время пронизывающий холод стал его постоянным спутником, как и ветер, и эта неизменная пара продолжала усложнять дорогу. Мороз полностью уничтожал всякое желание находиться на воздухе, свежесть которого давно утратила свою привлекательность. Далеко позади остались стены города, возвращаться куда, пожалуй, было бы такой же смертью, как и оставаться на месте, позволяя коварному ветру проникать всё глубже под нехитрую походную одежду, а добротный шерстяной плащ казался едва ли ощутимым лоскутом ткани.

В начале пути ему повезло: какой-то крестьянин вёз на телеге сено - должно быть, пополнял запас еды для скота на зиму, - и согласился подвезти странствующего монаха. Ласс зарылся в сено, и на несколько часов даже вспомнил, что такое комфорт; впрочем, тепло исчезло очень быстро, ещё до того, как телега скрылась из виду, когда пути крестьянина и Маркуса разошлись. И последние несколько часов, показавшиеся Маркусу вечностью, он оставался один на один с холодом, потеряв всякое представление о времени и постоянно сомневаясь, верным ли путём идёт. Рано спустившиеся сумерки усугубляли его неуверенность; сбиться с пути в такую погоду означало бы верную смерть, и потому Ласс упорно шагал вперёд, придерживая постоянно сбрасываемый ветром капюшон плаща и стараясь не думать о том, что мог не туда свернуть. Когда дорога стала постепенно улучшаться, он немного воспрял духом, но к замку, выросшему из темноты, чьё единственное светящеиеся окошко бойницы показалось едва ли не чудом, Маркус вышел уже полностью измотанным. Свет означал тепло и, как надеялся путник, возможность выпить чего-нибудь согревающего и протянуть немеющие ноги к огню, поэтому Ласс прибавил шагу (и откуда только силы взялись?) и направился прямо к воротам замка.

С давних пор изо дня в день снится мне сон, где я - не я, и не мил я стал в доме своем, и каждый день, подходя к его двери, называю я имя свое, а в ответ на меня глядят пустым взглядом и вопрошают: "Кто просит его?" - а я и не знаю, что сказать, и лишь боюсь, что однажды навстречу выйдет тот, кто занял мое место...

Уставшему телу требовался отдых и тепло, и возвышающийся впереди тёмный замок, несмотря на видимое негостеприимство, был единственной возможностью получить и то, и другое. Во всяком случае, Маркус на это надеялся. Явившийся ближе к полуночи на порог незванный гость в столь пустынной местности вряд ли был привычным явлением, а веру в то, что любой хозяин посчитает своим долгом обогреть и предоставить кров и ломоть хлеба уставшему путнику, Ласс утратил много лет назад. Оставалось надеяться и уповать на необычность хозяев замка, о чьих странностях доходили слухи даже по относительно закрытой монашеской обители.

С самими хозяевами бывший монах знаком не был, как и не знавал тех, кто бывал под их крышей и видел отпрысков знатного рода, некоторое время назад вернувшихся к истокам. Однако люди поговоривали - кто с насмешкой, кто с неодобрением, а кто и вовсе крутя пальцем у виска и качая головой - о местных обитателях, а слухи всегда и во все времена распространялись из уст в уста скорее, чем чума по грязным улицам прогнившего города. Что-то подсказывало Маркусу, что если где и сможет найти он прибежище, то только у хозяев встающего перед ним замка. В конце концов, в глазах бывших арнхольмцев он с некоторых пор был чуть ли не большим изгоем, чем те, у кого бывшему монаху предстояло просить пристанища.

Тёплый огонёк в узкой щели бойницы манил сильнее, чем пришедшего из дальнего плавания моряка - озорные глазки портовой девицы. Свет - это тепло. Тепло - это жизнь. Ласс чуть замедлил шаг и почти остановился на каких-то несколько мгновений. Не то чтобы его мучили сомнения в правильности сделанного выбора. Нет, он был уверен в себе как никогда; или, вернее, как почти всегда. Но чревоточинка сомнения нет-нет да и проникала в разум, как ветер - за шиворот, в рукава и под капюшон. Впрочем, сейчас уже было поздно искать другие варианты: ночь, снег и холод сделали своё дело, и Маркусу ничего не оставалось, кроме как решительно запахнуть полы плаща, поправить сползшую лямку заплечного мешка и сделать последние уверенные, но уже нетвёрдые от усталости шаги на пути к возможному спасению.

Маркус поискал взглядом дверной молоток; впрочем, пальцы его настолько окоченели, что куда более простым решением казалось постучать в ворота кулаком или даже ногой.

©