Всякий видит, чем ты кажешься, немногие чувствуют, кто ты на самом деле. ©N.Machiavelli
Морган не сделал ни глотка виски и даже, казалось, не моргнул ни разу - во все глаза смотрел на итальянца, не отрываясь, изучая, наблюдая, отмечая мельчайшие изменения в выражении, движения глаз, едва заметную бледность, то, как дёрнулись губы - еле заметно, уловимо только лишь для того, кто целенаправленно пытается заметить. Блэк любил наблюдать за людьми и отмечать в их лицах многочисленные выбираемые ими маски, а также подмечать те короткие мгновения редкой удачи, когда маски все разом исчезали, чтобы открыть истинное лицо. Обнажить то хрупкое, трепетное и беззащитное, что каждый представитель человечества почитал одной из величайших своих ценностей, а потому берёг как зеницу ока. Почти так же ревностно, как свои тайны.
- Письма находятся в безопасном месте, синьор, вы ведь не думаете, что я принёс их сюда, правда? - первая произнесённая Морганом фраза прозвучала после достаточно длительной паузы, чтобы это можно было списать всего лишь на раздумья. - Разумеется, они будут предоставлены в ваше распоряжение, как только мы договоримся об остальных условиях. До тех пор вам предоставится возможность использовать информацию из этой переписки, которая хранится в моих воспоминаниях. Уж поверьте, у меня хорошая память.
У меня хорошая память, bimbo, который давно вырос, возмужал и изменился почти до неузнаваемости, но именно что почти. Знаешь, американские солдаты, прошедшие Афганистан, говорили, что спустя много лет могли узнать во взрослых людях тех детей, чьих родителей на глазах у отпрысков убивали во время рейдов. Они отпечатывались на грязной простыне памяти навсегда. Знаешь, вот ещё что забавно, многие педофилы, так и не попавшиеся закону, спустя три десятка лет узнавали в преуспевающем бизнесмене соседского мальчишку, на которого пускали слюни ещё тогда, когда имели силы на это. Но всё это ерунда, которая настырно лезет в голову, пытаясь достучаться до моей не существующей совести, сравнивая меня с подобными людьми, потому что суть в другом. Знаешь, художники очень хорошо помнят лица людей, с которыми сталкивались. И ещё лучше - тех, кого когда-то рисовали.
Это очень забавно, не правда ли, bimbo, ставший мужчиной?
- А вы отлично знаете, откуда они мне достались, синьор, - мягко растягивая слова, вновь понизив голос до шёпота, проговорил незваный гость со странной полуулыбкой на губах. - Вернее, помните, я уверен.
Он как будто подался вперёд, чуть меняя позу, но в следующее мгновение уже оказался перед креслом Грацци, упершись вытянутыми руками о подлокотники, нависая над итальянцем и глядя в его глаза так пристально, словно мог прожечь насквозь. И продолжал улыбаться, явно рассчитывая на то, что Грацци в достаточной степени ошарашен, чтобы пока ничего не предпринимать.
- Ты всё прекрасно помнишь... - лёгкое касание нижней части щеки согнутым указательным пальцем, стремительный наклон, запах кедра и выдох на самой грани слышимости. - ...bimbo.
- Письма находятся в безопасном месте, синьор, вы ведь не думаете, что я принёс их сюда, правда? - первая произнесённая Морганом фраза прозвучала после достаточно длительной паузы, чтобы это можно было списать всего лишь на раздумья. - Разумеется, они будут предоставлены в ваше распоряжение, как только мы договоримся об остальных условиях. До тех пор вам предоставится возможность использовать информацию из этой переписки, которая хранится в моих воспоминаниях. Уж поверьте, у меня хорошая память.
У меня хорошая память, bimbo, который давно вырос, возмужал и изменился почти до неузнаваемости, но именно что почти. Знаешь, американские солдаты, прошедшие Афганистан, говорили, что спустя много лет могли узнать во взрослых людях тех детей, чьих родителей на глазах у отпрысков убивали во время рейдов. Они отпечатывались на грязной простыне памяти навсегда. Знаешь, вот ещё что забавно, многие педофилы, так и не попавшиеся закону, спустя три десятка лет узнавали в преуспевающем бизнесмене соседского мальчишку, на которого пускали слюни ещё тогда, когда имели силы на это. Но всё это ерунда, которая настырно лезет в голову, пытаясь достучаться до моей не существующей совести, сравнивая меня с подобными людьми, потому что суть в другом. Знаешь, художники очень хорошо помнят лица людей, с которыми сталкивались. И ещё лучше - тех, кого когда-то рисовали.
Это очень забавно, не правда ли, bimbo, ставший мужчиной?
- А вы отлично знаете, откуда они мне достались, синьор, - мягко растягивая слова, вновь понизив голос до шёпота, проговорил незваный гость со странной полуулыбкой на губах. - Вернее, помните, я уверен.
Он как будто подался вперёд, чуть меняя позу, но в следующее мгновение уже оказался перед креслом Грацци, упершись вытянутыми руками о подлокотники, нависая над итальянцем и глядя в его глаза так пристально, словно мог прожечь насквозь. И продолжал улыбаться, явно рассчитывая на то, что Грацци в достаточной степени ошарашен, чтобы пока ничего не предпринимать.
- Ты всё прекрасно помнишь... - лёгкое касание нижней части щеки согнутым указательным пальцем, стремительный наклон, запах кедра и выдох на самой грани слышимости. - ...bimbo.
