Всякий видит, чем ты кажешься, немногие чувствуют, кто ты на самом деле. ©N.Machiavelli
Всякая история, чем бы она ни была - легендой, побасенкой, научным исследованием, блажью старух-сплетниц, фривольным рассказом или некой тайной, передаваемой торжественным шёпотом, - всегда с чего-то начинается. Она может не иметь финала, прерваться посредине, плавно превратиться в повествование о чём-то ином, нежели предполагал рассказчик; точно так же она может оказаться бессодержательной, не несущей никакого смысла, практически пустой. Но начало у неё будет в любом случае.
Эта история началась в славной Венеции, которая как раз утопала в привычных для горожан, но оттого ничуть не более приятных ароматах давно не чищеных каналов, которые по весне безжалостно радовали обоняние местных жителей не только обычной вонью стоячей воды, смешанной с отбросами, испражнениями и прочими продуктами жизнедеятельности Высшего Существа (если верить гуманистам, разумеется), но и запахами того, что всплыло после недавних затяжных дождей. Например, недалеко от того места, где началась наша история, неделей ранее прямо к гондоле некой впечатлительной монны приплыл раздувшийся труп пропавшего ещё осенью купца. Ах, голосу прекрасной юной особы мог позавидовать любой оратор! Однако сие не имеет никакого отношения к нашей истории, которая началась с имени.
- Маурицио! - громкий голос никем не почитаемого и нисколько не уважаемого нобиля Паскуале Альдобрандини, дребезжащий, как оброненный на пол поднос, был слышен на всё палаццо и даже, возможно, за его пределами. Призываемый господином слуга буквально несколько минут назад вернулся в дом после того, как выпроводил за дверь доктора медицинских наук, учёного мужа, многоопытного и почтенного венецианца, который последние несколько месяцев состоял при Паскуале личным лекарем. Четырнадцатым по счёту, насколько помнил слуга, давно переставший вести счёт.
- Да, мессер? - Маурицио вошёл в покои старика, который с видом умирающего прикладывал ко лбу суховатую ладонь, поглядывая из-под неё зорким глазом.
- Ты прогнал этого негодяя, посмевшего назваться доктором?
- Да, мессер!
- Представь себе, Маурицио, он осмелился сказать мне, что я здоров как бык! - Паскуале привстал с постели, но тут же вспомнил, что он смертельно болен, устал и у него всё болит, после чего со стоном упал обратно. - Невероятный глупец и хам!
- Да, мессер!
- Шарлатан! - продолжал бушевать старик.
- Да, мессер!
- Обманщик и самозванец!
- Да, мессер!
- Этот проходимец просто издевался надо мной, несчастным стариком, выуживая из меня деньги!
- Да, мессер!
- О, лучше бы я умер, чем так страдать!
- Да, мессер! - Маурицио, до сих пор не слушавший речи господина, которые тот повторял каждый раз, когда прогонял очередного не полюбившегося ему доктора, спохватился, что ответил невпопад, но быстро исправился. - То есть, нет, мессер, что вы, как же мы, ваши слуги, без вас? Вам ещё жить и жить!
Паскуале пристально вглядывался в лицо слуги, но тот давно научился изображать подобострастие, а потому истинные его мысли, в которых были исключительно пожелания мессеру свернуть шею, подавиться косточкой или захлебнуться вином, остались сокрытыми. Старик тем временем с печалью во взоре смотрел в никуда, погрузившись в тягостные раздумия о собственном несчастии, никак не в силах решить, говорил ли он в последнее время о болях в пояснице или же жаловался на колики. В итоге Паскуале провозгласил, что у него мутно в глазах и кружится голова, и ему, несомненно, осталось жить считанные часы.
- Если позволите сказать, мессер, я слышал, на площади некто продаёт чудодейственное снадобье как раз от тех болей, которые вас мучают, - заметил Маурицио, в далеко не пустой голове коего начала зреть коварная идея, достойная величайших умов современности.
- Так чего же ты ждёшь?! - Паскуале почти с первого раза поднялся на постели, бодро, как ещё совсем нестарый человек. - Немедленно неси мне эти снадобья! А ещё лучше - веди того человека! Мне нужен новый лекарь! И не тот, кто говорит, что нет лекарств от глупости и смерти! Скорее же, Маурицио! И если я покину бренный мир, покуда ты будешь копаться, смерть моя будет на твоей совести!
- Да, мессер! - поклонился слуга, спеша покинуть опочивальню старика, по пути до выхода из палаццо вознеся дюжину молитв Всевышнему, чтобы новый лекарь наконец-то свёл мерзкого старика в могилу. Но для начала этого лекаря следовало отыскать, чем и предстояло заняться Маурицио.
Эта история началась в славной Венеции, которая как раз утопала в привычных для горожан, но оттого ничуть не более приятных ароматах давно не чищеных каналов, которые по весне безжалостно радовали обоняние местных жителей не только обычной вонью стоячей воды, смешанной с отбросами, испражнениями и прочими продуктами жизнедеятельности Высшего Существа (если верить гуманистам, разумеется), но и запахами того, что всплыло после недавних затяжных дождей. Например, недалеко от того места, где началась наша история, неделей ранее прямо к гондоле некой впечатлительной монны приплыл раздувшийся труп пропавшего ещё осенью купца. Ах, голосу прекрасной юной особы мог позавидовать любой оратор! Однако сие не имеет никакого отношения к нашей истории, которая началась с имени.
- Маурицио! - громкий голос никем не почитаемого и нисколько не уважаемого нобиля Паскуале Альдобрандини, дребезжащий, как оброненный на пол поднос, был слышен на всё палаццо и даже, возможно, за его пределами. Призываемый господином слуга буквально несколько минут назад вернулся в дом после того, как выпроводил за дверь доктора медицинских наук, учёного мужа, многоопытного и почтенного венецианца, который последние несколько месяцев состоял при Паскуале личным лекарем. Четырнадцатым по счёту, насколько помнил слуга, давно переставший вести счёт.
- Да, мессер? - Маурицио вошёл в покои старика, который с видом умирающего прикладывал ко лбу суховатую ладонь, поглядывая из-под неё зорким глазом.
- Ты прогнал этого негодяя, посмевшего назваться доктором?
- Да, мессер!
- Представь себе, Маурицио, он осмелился сказать мне, что я здоров как бык! - Паскуале привстал с постели, но тут же вспомнил, что он смертельно болен, устал и у него всё болит, после чего со стоном упал обратно. - Невероятный глупец и хам!
- Да, мессер!
- Шарлатан! - продолжал бушевать старик.
- Да, мессер!
- Обманщик и самозванец!
- Да, мессер!
- Этот проходимец просто издевался надо мной, несчастным стариком, выуживая из меня деньги!
- Да, мессер!
- О, лучше бы я умер, чем так страдать!
- Да, мессер! - Маурицио, до сих пор не слушавший речи господина, которые тот повторял каждый раз, когда прогонял очередного не полюбившегося ему доктора, спохватился, что ответил невпопад, но быстро исправился. - То есть, нет, мессер, что вы, как же мы, ваши слуги, без вас? Вам ещё жить и жить!
Паскуале пристально вглядывался в лицо слуги, но тот давно научился изображать подобострастие, а потому истинные его мысли, в которых были исключительно пожелания мессеру свернуть шею, подавиться косточкой или захлебнуться вином, остались сокрытыми. Старик тем временем с печалью во взоре смотрел в никуда, погрузившись в тягостные раздумия о собственном несчастии, никак не в силах решить, говорил ли он в последнее время о болях в пояснице или же жаловался на колики. В итоге Паскуале провозгласил, что у него мутно в глазах и кружится голова, и ему, несомненно, осталось жить считанные часы.
- Если позволите сказать, мессер, я слышал, на площади некто продаёт чудодейственное снадобье как раз от тех болей, которые вас мучают, - заметил Маурицио, в далеко не пустой голове коего начала зреть коварная идея, достойная величайших умов современности.
- Так чего же ты ждёшь?! - Паскуале почти с первого раза поднялся на постели, бодро, как ещё совсем нестарый человек. - Немедленно неси мне эти снадобья! А ещё лучше - веди того человека! Мне нужен новый лекарь! И не тот, кто говорит, что нет лекарств от глупости и смерти! Скорее же, Маурицио! И если я покину бренный мир, покуда ты будешь копаться, смерть моя будет на твоей совести!
- Да, мессер! - поклонился слуга, спеша покинуть опочивальню старика, по пути до выхода из палаццо вознеся дюжину молитв Всевышнему, чтобы новый лекарь наконец-то свёл мерзкого старика в могилу. Но для начала этого лекаря следовало отыскать, чем и предстояло заняться Маурицио.
