Всякий видит, чем ты кажешься, немногие чувствуют, кто ты на самом деле. ©N.Machiavelli
Восьмое апреля.
Это значило, что меньше, чем через месяц, Белле миновал двадцать седьмой год. Это значило, что спустя несколько недель исполнялось четыре года с того дня, когда её пальца коснулось холодное благородство металла фамильного кольца Лестрейнджей. Это значило, что уже почти четыре года она потеряла право называться Блэк.
Всего лишь четыре года. Целых четыре года. Чересчур много или недостаточно для чего? Как было правильнее?
Всего лишь четыре года.
Слишком мало, чтобы стереть из памяти то, что цеплялось за неё, точно упорный, упёртый, упрямый плющ, готовый карабкаться хоть по телам деревьев, хоть по могильным плитам. Слишком мало.
И Белла всё ещё представляла на месте мужа другого мужчину, невольно сравнивая жесты, взгляды, интонации, запахи, вкусы, ощущения. Рисовала параллели между ними, но линии выходили неровным, размытыми, краски растекались в жуткое бесформенное месиво, словно на лист бумаги выливалась вода.
Сходств не было, одни сплошные различия. Беллатрикс один раз бесилась из-за этой невозможности хотя бы иллюзорно воскресить в себе некое подобие тех чувств, что испытывала совсем недавно. В другой раз она искренне радовалась отсутствию схожих черт, потому что в такие минуты они были бы просто лишним поводом для расстройства.
Целых четыре года.
Вполне достаточно для того, чтобы научиться обнаруживать знакомый запах, различать тот самый тембр среди многоголосого шума, узнавать, ещё не обернувшись, по прикосновению к локтю и просто чуять всем нутром: здесь, здесь, рядом, близко, достаточно руку протянуть...
Старый Сигнус Блэк, чтоб его черви сожрали, в одном был неоспоримо прав: они подходили друг другу. Не как два сапога, образующие пару. Не как две виноградины на одной ветке. Не как тщательно вымеренное драгоценное кольцо пальцу. Не как волшебная палочка или метла владельцу. Как соль и перец. В нужных пропорциях для правильного блюда образовывали прекрасный тандем, но стоило не доложить или, наоборот, переборщить одного или другого - выходила мерзость.
Чаще всего - перебарщивали. С обеих сторон и со всей благородной щедростью. Но на чужих кухнях они научились отмерять себя ровно столько, сколько требовалось для идеального вкуса. Когда Белле доставало терпения, разумеется.
Интересно, кто из них кем был? Родольфус солью, она - перцем или наоборот? Быть может, порою менялись ролями?
Беллатрикс смерила супруга взглядом и принюхалась - перец ли? соль? Пахло дорогим парфюмом, недовольством и напряжением. Не перец и не соль. Больше походило на запах самого воздуха перед грозой, и он щекотал ей ноздри пуще перечной терпкости.
- Только о том, что будет после, я и думаю, - она почти всегда чуть приподнимала голову, ухмыляясь, вот и сейчас подбородок едва заметно скользнул вверх. - И мысли мои простираются достаточно далеко, чтобы увидеть, как ты давишься своим смехом.
За последние - первые - почти четыре года совместной жизни Беллатрикс ни разу не назвала супруга по имени. Всегда обходилась местоимениями и обезличенными "супруг", "муж" или в редких случаях - "мистер Лестрейндж". За дверьми фамильного поместья к этим словам добавлялись куда более саркастичные, сочные и резкие, но имя - никогда. Это была её дань "всего лишь" четырём годам. И им же - "целым".
- Предсказуемостью будем очаровывать гостей и хозяев на следующей великосветской помойке. Им понравится, что я беру пример со своего супруга даже в такой малости, как предсказуемость, - Белла повела плечами - не столько от раздражения, сколько от прохлады, скользнувшей сразу после того, как тёплая мантия была передана домовому эльфу. - И когда эта предсказуемая война завершится, и мы отпразднуем более чем предсказуемую победу, я, так и быть, вполне предсказуемо постучу тебя по спине, пока ты будешь откашливаться своим предсказуемым смехом. И раз уж зашла речь о моей предсказуемости, мог бы уже понять, что вести эту беседу на лестнице я не собираюсь. В этом доме вечно холодно, как в слизеринских подземельях зимой.
Это значило, что меньше, чем через месяц, Белле миновал двадцать седьмой год. Это значило, что спустя несколько недель исполнялось четыре года с того дня, когда её пальца коснулось холодное благородство металла фамильного кольца Лестрейнджей. Это значило, что уже почти четыре года она потеряла право называться Блэк.
Всего лишь четыре года. Целых четыре года. Чересчур много или недостаточно для чего? Как было правильнее?
Всего лишь четыре года.
Слишком мало, чтобы стереть из памяти то, что цеплялось за неё, точно упорный, упёртый, упрямый плющ, готовый карабкаться хоть по телам деревьев, хоть по могильным плитам. Слишком мало.
И Белла всё ещё представляла на месте мужа другого мужчину, невольно сравнивая жесты, взгляды, интонации, запахи, вкусы, ощущения. Рисовала параллели между ними, но линии выходили неровным, размытыми, краски растекались в жуткое бесформенное месиво, словно на лист бумаги выливалась вода.
Сходств не было, одни сплошные различия. Беллатрикс один раз бесилась из-за этой невозможности хотя бы иллюзорно воскресить в себе некое подобие тех чувств, что испытывала совсем недавно. В другой раз она искренне радовалась отсутствию схожих черт, потому что в такие минуты они были бы просто лишним поводом для расстройства.
Целых четыре года.
Вполне достаточно для того, чтобы научиться обнаруживать знакомый запах, различать тот самый тембр среди многоголосого шума, узнавать, ещё не обернувшись, по прикосновению к локтю и просто чуять всем нутром: здесь, здесь, рядом, близко, достаточно руку протянуть...
Старый Сигнус Блэк, чтоб его черви сожрали, в одном был неоспоримо прав: они подходили друг другу. Не как два сапога, образующие пару. Не как две виноградины на одной ветке. Не как тщательно вымеренное драгоценное кольцо пальцу. Не как волшебная палочка или метла владельцу. Как соль и перец. В нужных пропорциях для правильного блюда образовывали прекрасный тандем, но стоило не доложить или, наоборот, переборщить одного или другого - выходила мерзость.
Чаще всего - перебарщивали. С обеих сторон и со всей благородной щедростью. Но на чужих кухнях они научились отмерять себя ровно столько, сколько требовалось для идеального вкуса. Когда Белле доставало терпения, разумеется.
Интересно, кто из них кем был? Родольфус солью, она - перцем или наоборот? Быть может, порою менялись ролями?
Беллатрикс смерила супруга взглядом и принюхалась - перец ли? соль? Пахло дорогим парфюмом, недовольством и напряжением. Не перец и не соль. Больше походило на запах самого воздуха перед грозой, и он щекотал ей ноздри пуще перечной терпкости.
- Только о том, что будет после, я и думаю, - она почти всегда чуть приподнимала голову, ухмыляясь, вот и сейчас подбородок едва заметно скользнул вверх. - И мысли мои простираются достаточно далеко, чтобы увидеть, как ты давишься своим смехом.
За последние - первые - почти четыре года совместной жизни Беллатрикс ни разу не назвала супруга по имени. Всегда обходилась местоимениями и обезличенными "супруг", "муж" или в редких случаях - "мистер Лестрейндж". За дверьми фамильного поместья к этим словам добавлялись куда более саркастичные, сочные и резкие, но имя - никогда. Это была её дань "всего лишь" четырём годам. И им же - "целым".
- Предсказуемостью будем очаровывать гостей и хозяев на следующей великосветской помойке. Им понравится, что я беру пример со своего супруга даже в такой малости, как предсказуемость, - Белла повела плечами - не столько от раздражения, сколько от прохлады, скользнувшей сразу после того, как тёплая мантия была передана домовому эльфу. - И когда эта предсказуемая война завершится, и мы отпразднуем более чем предсказуемую победу, я, так и быть, вполне предсказуемо постучу тебя по спине, пока ты будешь откашливаться своим предсказуемым смехом. И раз уж зашла речь о моей предсказуемости, мог бы уже понять, что вести эту беседу на лестнице я не собираюсь. В этом доме вечно холодно, как в слизеринских подземельях зимой.
