Всякий видит, чем ты кажешься, немногие чувствуют, кто ты на самом деле. ©N.Machiavelli
Год 1470. Седьмой день травичника.
Запись на французском языке
Флоренция – необыкновенный город, не похожий ни на один из тех, что мне доводилось лицезреть. Город живой, бурлящий, шумный и – столь чуждый мне, что каждое мгновение я должна напоминать себе, где нахожусь и кто я есть. Италия менятся быстро: не успела я отвести взгляд от знакомой с детства картины, как она уже изменилась, вынуждая и меня меняться вслед за нею. Или прилагать все возможные и невозможные усилия, чтобы ужиться в её стенах, ведь я хочу остаться прежней.
«Omnia fert aetas», а времени уже прошло достаточно, чтобы всё не только изменилось, но и успело умереть и заново родиться. И благо, что раньше я видела Флоренцию лишь мельком – тем меньше тяжести теперь, когда вижу её совсем иной, нежели запомнила. И тем больше боязни когда-нибудь вернуться в отчий дом, столь давно покинутый, и увидеть, что и он тоже изменился до неузнаваемости, наполнился новыми, незнакомыми мне запахами, голосами, шагами. Остаётся лишь надеяться, что моя путеводная нить не тянется далеко вперёд в оставленное позади прошлое, а если и тянется, то нынешнее отличается от прошлого хотя бы наполовину не так сильно, как Флоренция в моей памяти и Флоренция перед моими глазами.
После тихого Парижа, где остались ещё несколько лет моей жизни, проведённые в среде, которую почти можно было назвать священным словом «семья», этот город кажется мне ещё более чуждым, словно отторгающим меня. Но даже если бы я хотела уехать прочь отсюда, умчаться куда глаза глядят, далеко туда, где эхо Италии, Франции и всей Европы доносилось едва слышно, я бы не могла этого сделать.
Тонкая, почти неосязаемая нить протянулась из Франции в этот чуждый город. Я должна была проделать путь длиною почти в две сотни восходов, держась за призрачную нить, как за единственное, что ещё связует меня с миром. Осталось всего несколько шагов.
Запись на французском языке
Флоренция – необыкновенный город, не похожий ни на один из тех, что мне доводилось лицезреть. Город живой, бурлящий, шумный и – столь чуждый мне, что каждое мгновение я должна напоминать себе, где нахожусь и кто я есть. Италия менятся быстро: не успела я отвести взгляд от знакомой с детства картины, как она уже изменилась, вынуждая и меня меняться вслед за нею. Или прилагать все возможные и невозможные усилия, чтобы ужиться в её стенах, ведь я хочу остаться прежней.
«Omnia fert aetas», а времени уже прошло достаточно, чтобы всё не только изменилось, но и успело умереть и заново родиться. И благо, что раньше я видела Флоренцию лишь мельком – тем меньше тяжести теперь, когда вижу её совсем иной, нежели запомнила. И тем больше боязни когда-нибудь вернуться в отчий дом, столь давно покинутый, и увидеть, что и он тоже изменился до неузнаваемости, наполнился новыми, незнакомыми мне запахами, голосами, шагами. Остаётся лишь надеяться, что моя путеводная нить не тянется далеко вперёд в оставленное позади прошлое, а если и тянется, то нынешнее отличается от прошлого хотя бы наполовину не так сильно, как Флоренция в моей памяти и Флоренция перед моими глазами.
После тихого Парижа, где остались ещё несколько лет моей жизни, проведённые в среде, которую почти можно было назвать священным словом «семья», этот город кажется мне ещё более чуждым, словно отторгающим меня. Но даже если бы я хотела уехать прочь отсюда, умчаться куда глаза глядят, далеко туда, где эхо Италии, Франции и всей Европы доносилось едва слышно, я бы не могла этого сделать.
Тонкая, почти неосязаемая нить протянулась из Франции в этот чуждый город. Я должна была проделать путь длиною почти в две сотни восходов, держась за призрачную нить, как за единственное, что ещё связует меня с миром. Осталось всего несколько шагов.
