Всякий видит, чем ты кажешься, немногие чувствуют, кто ты на самом деле. ©N.Machiavelli
Черновик письма, вложенного меж страниц дневника. Итальянский язык. Шифр.
Драгоценный друг мой, веришь ли ты, держа в руках сие послание и читая его, что оно не иллюзия, не плод твоего воображения или нечто нереальное, что это действительно я написала тебе письмо после стольких лет молчания? Поверь, ибо это действительно я, твой потерявшийся и заблудившийся паучок; помнишь ли ты ещё моё детское прозвище или оно исчезло в глубинах твоей памяти, как и всё то, что связывало нас с тобой когда-то?Я же помню твоё имя, которым в своём беззаботном детстве называла тебя. Эль, не так ли? Ты ещё тогда беззлобно хмурился и говорил, что не хочешь называться подобно мерзкому напитку, который не идёт ни в какое сранение даже с самым худшим вином Италии. Я прибыла в Италию несколько месяцев назад и живу сейчас под небесным сводом гостеприимной Флоренции, теперь гораздо ближе к тебе, нежели последние годы. Быть может, я даже смогла бы навестить тебя, друг мой, если ты, конечно позво…
Стоит мне опустить веки, как я тут же вижу твоё лицо с чуть укоряющей улыбкой и слышу знакомый голос, произносящий: “Спустя столько лет…”. Действительно, так много воды утекло с того дня, когда ты последний раз меня обнял на прощание… О, как изменилась Италия за те годы, что я провела за её пределами, бесконечно путешествуя по самым разным странам света. Она изменилась до неузнаваемости, и я, оставшаяся прежней по сути своей и изменившаяся лишь поверхностно – чтобы не утратить окончательно связь с миром вокруг, с трудом узнала её, прежде такую родную и близкую, а теперь столь чужую и незнакомую. Времена меняются и всё меняется вместе с ними. Даже неизменное и вечное постепенно приходит в движение, вынужденное следовать в ногу со временем, иначе будет смыто волной изменений. Поэтому я и опасаюсь столь сильно, что вновь увидев твоё прекрасное лицо, услышав родной голос и пожав прохладную ладонь, не узнаю в твоих любимых чертах того, с кем попрощалась много лет назад. Остаётся лишь надеяться, что ты, как и я, в глубине своей остался неизменным, и время оказалось не властным над тобой и тем в теме, что всегда было так дорого мне.
Что пережил ты за эти годы? Я так редко улавливала о тебе отолоски слухов, что не могу поручиться даже, какие из них были правдой, а какие - клеветой завистников.Ты всё ещё живёшь в поместье или переехал куда-то ближе к бурлящей жизни, перестав, как ранее, любить одиночество?Быть может, нашёл спутницу жизни, которая согласилась разделить тяжесть несомого тобою груза?. Я же продолжаю идти своею дорогой, несомая течение жизни с Запада на Восток и с Севера на Юг. Ты не хуже меня знаешь причины этого, но я сама за прошедшие годы не смогла узнать ничего из того, что мне было известно до отъезда, что помогло бы мне.
Но не смотря на всё это… О, Рафаэль, как много потерял ты, почти никогда не выезжая за пределы родных мест! Как прекрасен и многогранен мир вокруг… Ты не можешь себе вообразить и представить мой восторг картинами и видами, которые являлись моему взору во время многочисленных путешествий.Не буду описывать тебе чудеса Греции, необычность Индии, таинства стран Востока и пески арабских пустынь, ибо не увидев их хоть единожды, невозможно по одним лишь словам представить всё великолепие.
Последнее время я жила во Франции, а теперь, после смерти Антуана, назвавшего меня своей дочерью, решила на некоторое время остаться во Флоренции, которая ныне центр не только Италии, но и едва ли не всей Европы. Знаешь, а ведь после смерти названного отца я, возможно, стала куда богаче тебя, друг мой Рафаэль, как это ни забавно может тебе показаться. Антуан оставил мне всё своё движимое и недвижимое имущество, сделав весьма обеспеченной наследницей. В числе этого наследства – представь себе! – одни из самых лучших конюшен во всей Европе. Ты ведь должен помнить, как я всегда восторгалась этими благородными животными? А несколько лет назад покойный ныне Антуан сделал мне столь щедрый подарок, какого я не могла и ожидать: специально для меня приказал привезти нескольких молодых арабских скакунов, чтобы я могла попытаться разводить их здесь. Не для продажи, а только для меня… Старик Антуан был так добр ко мне, что искренне жаль было, когда его нить оборвалась. Я было собиралась отказаться от наследства, но у несчастного не оказалось даже дальних родственников. Должно быть, я стала для некой некой отдушиной на исходе его жизни. Быть может, это единственная моя добродетель, друг мой.
Теперь же мне приходится пытаться как-то устроиться во Флоренции, хотя в свете недавно произошедших событий я начинаю сомневаться, что этот город столь гостеприимен, как мне казалось ранее. Но жребий брошен, выбор сделан, назад повернуть невозможно. Этот город чужд мне, а я – ему. Купленные здесь дома, обустроенные мною же, всё равно не могут стать мне настоящим домом, всё равно пусты, не смотря на присутствие слуг.Единственное, что ещё способно согреть душу: возле недавно купленного мною загородного дома уже достроена конюшня, и со дня на день я жду прибытия из Франции моих любимцев. Надеюсь всей душою, что за несколько месяцев они не успели позабыть меня…
Однако всё это, друг мой, мишура, разноцветное конфетти, прикрывающее куда более мрачную суть. Ты ведь сам понимаешь, что неспроста я вернулась сюда. Антуан умер восемь месяцев назад. Восемь, Рафаэль! И всё это время я находилась в поиске. А совсем недавно я впервые услышала “нет” в ответ на известный тебе вопрос. Быть может, я бы впала в отчаяние, если бы не тонкая паутина надежды, что две нити всё-таки сплетутся. Хотя бы на какой-то короткий срок, подаривший мне столь желанный отдых. В противном случае я просто не могу себе представить, что со мной случится. Да и вокруг меня медленно начинают закручиваться странные нити, которые для меня пока остаются непонятными. Нет, даже не вокруг меня, а вокруг всего этого города. Думаю, до тебя уже дошёл слух остранном убийстве странной смерти аккопиатора Гальетоне. Инквизиция приходит в движение, друг мой, а это беспокоит всех, даже тех, на кого внимание сей организации не должно быть направлено. Боюсь, как бы флорентийская паутина не превратилась в осиное гнездо, ибо в таком случае я невольно подвергну себя опасности, потому что покинуть её и переехать куда-то просто не могу.
Но извини меня, единственный друг мой, за эти жалобы. Так сложно рассказать в коротком письме обо всём том, что случилось за время долгой разлуки. Я надеюсь, что ты вспомнишь о своей давней любви и нежности ко мне и напишешь хотя бы несколько слов в ответ, рассказав о том, что с тобой, как и чем ты живёшь… Можешь отправить письмо ко мне с тем человеком, который его тебе принёс. Пьеру можно доверять, он со мною с тех самых пор, как Антуан де ла Ив привёл меня впервые в свой дом. Разумеется, доверять в разумных пределах, и именно по этой причине я писала послание шифром, который, надеюсь, ты тоже за столько лет не позабыл.
Писано во Флоренции, третьего дня седьмого месяца, года 1470.
С любовью и надеждой,
Камилла де ла Ив.
Драгоценный друг мой, веришь ли ты, держа в руках сие послание и читая его, что оно не иллюзия, не плод твоего воображения или нечто нереальное, что это действительно я написала тебе письмо после стольких лет молчания? Поверь, ибо это действительно я, твой потерявшийся и заблудившийся паучок; помнишь ли ты ещё моё детское прозвище или оно исчезло в глубинах твоей памяти, как и всё то, что связывало нас с тобой когда-то?
Стоит мне опустить веки, как я тут же вижу твоё лицо с чуть укоряющей улыбкой и слышу знакомый голос, произносящий: “Спустя столько лет…”. Действительно, так много воды утекло с того дня, когда ты последний раз меня обнял на прощание… О, как изменилась Италия за те годы, что я провела за её пределами, бесконечно путешествуя по самым разным странам света. Она изменилась до неузнаваемости, и я, оставшаяся прежней по сути своей и изменившаяся лишь поверхностно – чтобы не утратить окончательно связь с миром вокруг, с трудом узнала её, прежде такую родную и близкую, а теперь столь чужую и незнакомую. Времена меняются и всё меняется вместе с ними. Даже неизменное и вечное постепенно приходит в движение, вынужденное следовать в ногу со временем, иначе будет смыто волной изменений. Поэтому я и опасаюсь столь сильно, что вновь увидев твоё прекрасное лицо, услышав родной голос и пожав прохладную ладонь, не узнаю в твоих любимых чертах того, с кем попрощалась много лет назад. Остаётся лишь надеяться, что ты, как и я, в глубине своей остался неизменным, и время оказалось не властным над тобой и тем в теме, что всегда было так дорого мне.
Что пережил ты за эти годы? Я так редко улавливала о тебе отолоски слухов, что не могу поручиться даже, какие из них были правдой, а какие - клеветой завистников.Ты всё ещё живёшь в поместье или переехал куда-то ближе к бурлящей жизни, перестав, как ранее, любить одиночество?
Но не смотря на всё это… О, Рафаэль, как много потерял ты, почти никогда не выезжая за пределы родных мест! Как прекрасен и многогранен мир вокруг… Ты не можешь себе вообразить и представить мой восторг картинами и видами, которые являлись моему взору во время многочисленных путешествий.
Последнее время я жила во Франции, а теперь, после смерти Антуана, назвавшего меня своей дочерью, решила на некоторое время остаться во Флоренции, которая ныне центр не только Италии, но и едва ли не всей Европы. Знаешь, а ведь после смерти названного отца я, возможно, стала куда богаче тебя, друг мой Рафаэль, как это ни забавно может тебе показаться. Антуан оставил мне всё своё движимое и недвижимое имущество, сделав весьма обеспеченной наследницей. В числе этого наследства – представь себе! – одни из самых лучших конюшен во всей Европе. Ты ведь должен помнить, как я всегда восторгалась этими благородными животными? А несколько лет назад покойный ныне Антуан сделал мне столь щедрый подарок, какого я не могла и ожидать: специально для меня приказал привезти нескольких молодых арабских скакунов, чтобы я могла попытаться разводить их здесь. Не для продажи, а только для меня… Старик Антуан был так добр ко мне, что искренне жаль было, когда его нить оборвалась. Я было собиралась отказаться от наследства, но у несчастного не оказалось даже дальних родственников. Должно быть, я стала для некой некой отдушиной на исходе его жизни. Быть может, это единственная моя добродетель, друг мой.
Теперь же мне приходится пытаться как-то устроиться во Флоренции, хотя в свете недавно произошедших событий я начинаю сомневаться, что этот город столь гостеприимен, как мне казалось ранее. Но жребий брошен, выбор сделан, назад повернуть невозможно. Этот город чужд мне, а я – ему. Купленные здесь дома, обустроенные мною же, всё равно не могут стать мне настоящим домом, всё равно пусты, не смотря на присутствие слуг.
Однако всё это, друг мой, мишура, разноцветное конфетти, прикрывающее куда более мрачную суть. Ты ведь сам понимаешь, что неспроста я вернулась сюда. Антуан умер восемь месяцев назад. Восемь, Рафаэль! И всё это время я находилась в поиске. А совсем недавно я впервые услышала “нет” в ответ на известный тебе вопрос. Быть может, я бы впала в отчаяние, если бы не тонкая паутина надежды, что две нити всё-таки сплетутся. Хотя бы на какой-то короткий срок, подаривший мне столь желанный отдых. В противном случае я просто не могу себе представить, что со мной случится. Да и вокруг меня медленно начинают закручиваться странные нити, которые для меня пока остаются непонятными. Нет, даже не вокруг меня, а вокруг всего этого города. Думаю, до тебя уже дошёл слух о
Но извини меня, единственный друг мой, за эти жалобы. Так сложно рассказать в коротком письме обо всём том, что случилось за время долгой разлуки. Я надеюсь, что ты вспомнишь о своей давней любви и нежности ко мне и напишешь хотя бы несколько слов в ответ, рассказав о том, что с тобой, как и чем ты живёшь… Можешь отправить письмо ко мне с тем человеком, который его тебе принёс. Пьеру можно доверять, он со мною с тех самых пор, как Антуан де ла Ив привёл меня впервые в свой дом. Разумеется, доверять в разумных пределах, и именно по этой причине я писала послание шифром, который, надеюсь, ты тоже за столько лет не позабыл.
Писано во Флоренции, третьего дня седьмого месяца, года 1470.
С любовью и надеждой,
Камилла де ла Ив.
