Всякий видит, чем ты кажешься, немногие чувствуют, кто ты на самом деле. ©N.Machiavelli
Ночной ветер запутался в тонких занавесках и с трудом смог освободиться, чтобы продолжить свой путь, неся приятную прохладу от одного окна к другому. Зной долгого августовского дня остался на несколько часов в прошлом и обещал вернуться только с рассветом, до которого ещё что-то около четверти тысяч минут, да и то сменившись уже на предосеннее тепло. Сверчки исполняют полуночную симфонию, сверяясь порой с небесным нотным станом и читая мелодию по нотам звёзд. Утром вернётся жара, но даже в её удушающих объятиях неизменно чувствуется близость осени. Пока я была здесь, почти всё время царила жара, и я думала, что когда начнёт постепенно холодать, пора мне будет покинуть Кельн. До тех пор, пока это случится, можно было немного забыться или хотя бы сделать вид, что я могу так поступить. И просто постоять у распахнутого окна, облокотившись руками о подоконник и глядя в чернильно-чёрную августовскую ночь в россыпи звёзд.
Герр Форсберг подходит сзади. Он всегда приближается со спины, ему нравится чётким жестом перебрасывать мои волосы через плечо на грудь, проводить от лопатки сверху вниз, и когда ладонь коснётся бедра, запечатлеть этот момент поцелуем у основания шеи. Чуть позже его рука скользнёт с бедра на живот – медленно, очень медленно – и начнёт подниматься вверх, а губы тем временем ни на миг не оторовутся от моей кожи. Иногда герр Форсберг просто прячет лицо в моих волосах, и только его руки скользят по телу, рождая волны сладостного удовольствия: этот мужчина вполне мог бы обойтись даже без рук, одним лишь таким скольжением своего несуществующего дыхания по коже доводя женщину до пика наслаждения. У герра Форсберга довольно большой опыт. Что-то около трёхсот лет.
Герр Форсберг подходит сзади, но замирает возле меня, так близко, что я могу ощущать прохладу его тела, но достаточно далеко, чтобы не прикасаться ко мне. Несколько минут мы стоим так, глядя в окно, где каждый видит что-то своё, помимо ночи, звёзд и тщательно подстриженных кустов. Он слушает моё дыхание, запоминает ритм, в котором бьётся сердце, следит за пульсацией тонкой жилки на шее. Как часто он приникал к ней губами, едва удерживаясь в этот момент, чтобы не позволить себе насытиться и совсем другим способом. Но всё-таки ни разу, и я действительно рада, что это не герр Форсберг был тем, за кем я начала охоту в этом городе. Одежду излишне ожесточившегося кровопийцы найдут уже сегодня ночью по соседству с горкой праха – всё, что осталось от вампира после того, как он встретился со мной. Я рада, что это был не герр Форсберг.
Совсем скоро мне нужно уехать из Кельна.
Он сокращает расстояние меж нами и, прижавшись к моей спине, полуобнимает за плечи одной рукой. На миг мне кажется, что Форсберг желает просто ощутить тепло моего иллюзорно живого тела или мягко увлечь к постели, но уже через секунду он чуть отстраняется и, став полубоком ко мне, протягивает небольшой плоский футляр, обшитый тёмной тканью. Вопросительно смотрю на него. «Это подарок на прощание», - герр Форсберг чуть улыбается и машинальным жестом проводит рукой по своим волосам ото лба к затылку. Светлые, как у настоящего арийца, они постоянно норовят упасть на лоб, придав мужественному лицу немного забавное выражение. Слова о прощании вынуждают меня чуть напрячься внутренне и задаться вопросом, откуда он знает и не подозревает ли меня в гибели одного из советников местного Мастера. Напрячься – и тут же расслабиться усилием воли: герр Форсберг не мог ещё узнать об упокоении своего собрата, а прощание означает лишь то, что означает: гастроли заканчиваются, завтра оркестр отправляется в Венгрию. Но мужчине вовсе незачем знать, что труппа по приезде не досчитается одной скрипачки…
Открываю футляр, осторожно приподнимая крышку, и смотрю внутрь, удивлённо разглядывая шикарное бриллиантовое колье, которое и королева не отказалась бы надеть на собственную свадьбу. «Не думаю, что могу принять его, Вернер», - качаю головой и протягиваю закрытый футляр мужчине. Он явно ничуть не сомневался в моём ответе, хмыкает, снова поднимает крышку футляра и достаёт колье. Опять подходит ко мне со спины и, перекинув украшение вперёд, застёгивает на моей шее, после этого, оставив на коже – как раз возле пульсирующей жилки – короткий поцелуй, отстраняется. «Красивые камни должны принадлежать красивым женщинам», - он улыбается; я слышу это по интонации и голосу, хоть и стою к нему спиной. «Красивые камни»… А я вспоминаю совсем другие камни, память обвивается вокруг меня дымкой спирали, уводит за собой мысли и взгляд, и я уже не стою у окна принадлежащего Вернеру дома, а иду босиком вдоль реки, и сердце в моей груди бьётся совершенно по-настоящему…
«Тебе не нравится?» - Вернер, кажется, обращает внимание на мою отстранённость, но расценивает её по-своему, а у меня в ушах звучит совсем другой голос, и руки помнят касание тёплой большой надёжной ладони - другое касание, вовсе не то, что ощущается сейчас. «Мне нравится, Вернер, - улыбаюсь, думая, что никакие драгоценные камни не покажутся мне хоть немногим красивее тех. – Нравится». Он подходит ко мне сзади, обнимает за плечи, мягко разворачивает и целует в губы, и лишь сейчас я понимаю, что он действительно осознаёт, что нам время прощаться. До стоящей посреди комнаты кровати ровно шесть с половиной шагов, и пока мы доберёмся до неё – я знаю – на мне останется одно лишь бриллиантовое колье.
Рада, что тем вампиром был не Вернер.
Завтра я покину Кельн.
Герр Форсберг подходит сзади. Он всегда приближается со спины, ему нравится чётким жестом перебрасывать мои волосы через плечо на грудь, проводить от лопатки сверху вниз, и когда ладонь коснётся бедра, запечатлеть этот момент поцелуем у основания шеи. Чуть позже его рука скользнёт с бедра на живот – медленно, очень медленно – и начнёт подниматься вверх, а губы тем временем ни на миг не оторовутся от моей кожи. Иногда герр Форсберг просто прячет лицо в моих волосах, и только его руки скользят по телу, рождая волны сладостного удовольствия: этот мужчина вполне мог бы обойтись даже без рук, одним лишь таким скольжением своего несуществующего дыхания по коже доводя женщину до пика наслаждения. У герра Форсберга довольно большой опыт. Что-то около трёхсот лет.
Герр Форсберг подходит сзади, но замирает возле меня, так близко, что я могу ощущать прохладу его тела, но достаточно далеко, чтобы не прикасаться ко мне. Несколько минут мы стоим так, глядя в окно, где каждый видит что-то своё, помимо ночи, звёзд и тщательно подстриженных кустов. Он слушает моё дыхание, запоминает ритм, в котором бьётся сердце, следит за пульсацией тонкой жилки на шее. Как часто он приникал к ней губами, едва удерживаясь в этот момент, чтобы не позволить себе насытиться и совсем другим способом. Но всё-таки ни разу, и я действительно рада, что это не герр Форсберг был тем, за кем я начала охоту в этом городе. Одежду излишне ожесточившегося кровопийцы найдут уже сегодня ночью по соседству с горкой праха – всё, что осталось от вампира после того, как он встретился со мной. Я рада, что это был не герр Форсберг.
Совсем скоро мне нужно уехать из Кельна.
Он сокращает расстояние меж нами и, прижавшись к моей спине, полуобнимает за плечи одной рукой. На миг мне кажется, что Форсберг желает просто ощутить тепло моего иллюзорно живого тела или мягко увлечь к постели, но уже через секунду он чуть отстраняется и, став полубоком ко мне, протягивает небольшой плоский футляр, обшитый тёмной тканью. Вопросительно смотрю на него. «Это подарок на прощание», - герр Форсберг чуть улыбается и машинальным жестом проводит рукой по своим волосам ото лба к затылку. Светлые, как у настоящего арийца, они постоянно норовят упасть на лоб, придав мужественному лицу немного забавное выражение. Слова о прощании вынуждают меня чуть напрячься внутренне и задаться вопросом, откуда он знает и не подозревает ли меня в гибели одного из советников местного Мастера. Напрячься – и тут же расслабиться усилием воли: герр Форсберг не мог ещё узнать об упокоении своего собрата, а прощание означает лишь то, что означает: гастроли заканчиваются, завтра оркестр отправляется в Венгрию. Но мужчине вовсе незачем знать, что труппа по приезде не досчитается одной скрипачки…
Открываю футляр, осторожно приподнимая крышку, и смотрю внутрь, удивлённо разглядывая шикарное бриллиантовое колье, которое и королева не отказалась бы надеть на собственную свадьбу. «Не думаю, что могу принять его, Вернер», - качаю головой и протягиваю закрытый футляр мужчине. Он явно ничуть не сомневался в моём ответе, хмыкает, снова поднимает крышку футляра и достаёт колье. Опять подходит ко мне со спины и, перекинув украшение вперёд, застёгивает на моей шее, после этого, оставив на коже – как раз возле пульсирующей жилки – короткий поцелуй, отстраняется. «Красивые камни должны принадлежать красивым женщинам», - он улыбается; я слышу это по интонации и голосу, хоть и стою к нему спиной. «Красивые камни»… А я вспоминаю совсем другие камни, память обвивается вокруг меня дымкой спирали, уводит за собой мысли и взгляд, и я уже не стою у окна принадлежащего Вернеру дома, а иду босиком вдоль реки, и сердце в моей груди бьётся совершенно по-настоящему…
«Тебе не нравится?» - Вернер, кажется, обращает внимание на мою отстранённость, но расценивает её по-своему, а у меня в ушах звучит совсем другой голос, и руки помнят касание тёплой большой надёжной ладони - другое касание, вовсе не то, что ощущается сейчас. «Мне нравится, Вернер, - улыбаюсь, думая, что никакие драгоценные камни не покажутся мне хоть немногим красивее тех. – Нравится». Он подходит ко мне сзади, обнимает за плечи, мягко разворачивает и целует в губы, и лишь сейчас я понимаю, что он действительно осознаёт, что нам время прощаться. До стоящей посреди комнаты кровати ровно шесть с половиной шагов, и пока мы доберёмся до неё – я знаю – на мне останется одно лишь бриллиантовое колье.
Рада, что тем вампиром был не Вернер.
Завтра я покину Кельн.
Так непривычно получать комментарии здесь. Да и вообще комментарии к этим записям. Но, пожалуй, даже интересно.
Мне думается к творческим порывам даже интереснее получать комментарии, чем к какой-нибудь бытовой ерунде.
К отыгрышам... Мм. Тоже интересно, но при этом ещё и какое-то другое ощущение. Чем-то сродни любопытству: действительно любопытно наблюдать, как люди со стороны реагируют на порой совершенно чужие миры.
Выдуманный кем-то мир вообще странно выглядит со стороны...