Всякий видит, чем ты кажешься, немногие чувствуют, кто ты на самом деле. ©N.Machiavelli
Тёпленько. Без дождичка. Облачка летят куда-то по своим делам, несомненно, очень-очень важным, куда более важным, чем то дело, которое привело Лидию в этот приятный летний день в Тейт Модерн, а потом и в небольшой сквер возле галереи, где Мэйдэй и устроилась, облюбовав себе свободную скамеечку возле куста... Кажется, жасмина. Или боярышника. Или, может быть, садового шиповника? В ботанике Лидия разбиралась примерно так же, как большая часть сегодняшних посетителей галереи - в искусстве. Но как раз в этом и заключалось то самое дело Лидии, которое по важности не могло соперничать с глубокой значимостью облачных дел.
Разве можно считать важным делом эту феерическую гадость, которую новое дарование явило миру, а мир блаженно принял в свои объятия, повесив яркую ленточку с каллиграфической припиской "произведение искусства"? Мэйдэй вздохнула, листая проспект с информацией о художнике с репродукциями некоторых его картин. Глядя на них, Лидии легко верилось в то, что художник получился из слова "худо". Идея о том, чтобы пригласить это новое дарование в студию и почти целый час эфирного времени за вычетом рекламы беседовать, развлекать и, главное, расспрашивать о его, с позволения сказать, искусстве, казалась ей чистой воды ересью. Отборной такой, хорошо фильтрованной и ещё горячей. Примерно такую же обычно вешают на уши в форме макаронных изделий, но это уже другая история.
"Интересно, если на уши вешают лапшу, то что накладывают на глаза?" - задумалась Лидия, напряжённо моргая листве над головой и задумчиво накручивая на палец прядь волос. Волосы зацепились за кольцо, запутались, и Мэйдэй даже зашипела сквозь зубы, почти как её кошка. С мысли о накладывании неизвестного продукта на глаза она тут же сбилась, хотя последней версией, кажется, было мороженое. Его хотя бы можно было слизывать.
Лидия зевнула, прикрыв кончиками пальцев рот, и потёрла глаза. Сунув проспект под ту часть тела, которая соприкасалась со скамейкой (большего это убожество не заслуживало), Мэйдэй откинулась на спинку и потянулась. Стоило, наверное, всё же поспать больше четырёх часов, и так уже синяки под глазами как вечные спутники - гримёры ругаются. "Ну, вот ещё минуточку посижу - и поеду домой!" - клятвенно пообещала себе Лидия, заводя руки за голову и медленно опуская веки. Обязательно медленно, она всегда закрывала глаза именно так, как будто опуская занавес, скрывавший мир. Скинув туфли на каблуках (галерея всё-таки, надо было вырядиться поприличнее), Лидия вытянула ноги и подставила их солнышку. Ну и всё равно, что сквозь листья его еле видно.
Сидеть левой ягодицей на буклете модного молодого дарования оказалось на удивление удобно. Хоть в чём-то толк. Вот оно - истинное искусство!
Разве можно считать важным делом эту феерическую гадость, которую новое дарование явило миру, а мир блаженно принял в свои объятия, повесив яркую ленточку с каллиграфической припиской "произведение искусства"? Мэйдэй вздохнула, листая проспект с информацией о художнике с репродукциями некоторых его картин. Глядя на них, Лидии легко верилось в то, что художник получился из слова "худо". Идея о том, чтобы пригласить это новое дарование в студию и почти целый час эфирного времени за вычетом рекламы беседовать, развлекать и, главное, расспрашивать о его, с позволения сказать, искусстве, казалась ей чистой воды ересью. Отборной такой, хорошо фильтрованной и ещё горячей. Примерно такую же обычно вешают на уши в форме макаронных изделий, но это уже другая история.
"Интересно, если на уши вешают лапшу, то что накладывают на глаза?" - задумалась Лидия, напряжённо моргая листве над головой и задумчиво накручивая на палец прядь волос. Волосы зацепились за кольцо, запутались, и Мэйдэй даже зашипела сквозь зубы, почти как её кошка. С мысли о накладывании неизвестного продукта на глаза она тут же сбилась, хотя последней версией, кажется, было мороженое. Его хотя бы можно было слизывать.
Лидия зевнула, прикрыв кончиками пальцев рот, и потёрла глаза. Сунув проспект под ту часть тела, которая соприкасалась со скамейкой (большего это убожество не заслуживало), Мэйдэй откинулась на спинку и потянулась. Стоило, наверное, всё же поспать больше четырёх часов, и так уже синяки под глазами как вечные спутники - гримёры ругаются. "Ну, вот ещё минуточку посижу - и поеду домой!" - клятвенно пообещала себе Лидия, заводя руки за голову и медленно опуская веки. Обязательно медленно, она всегда закрывала глаза именно так, как будто опуская занавес, скрывавший мир. Скинув туфли на каблуках (галерея всё-таки, надо было вырядиться поприличнее), Лидия вытянула ноги и подставила их солнышку. Ну и всё равно, что сквозь листья его еле видно.
Сидеть левой ягодицей на буклете модного молодого дарования оказалось на удивление удобно. Хоть в чём-то толк. Вот оно - истинное искусство!
