Всякий видит, чем ты кажешься, немногие чувствуют, кто ты на самом деле. ©N.Machiavelli
Он как-то упустил из внимания тот момент, когда деловая беседа перетекла в приятное общение двух интересных собеседников. Просто ещё пять минут назад они обсуждали оплату её выступления, предполагаемую тематику репертуара, освещение в его ресторане и предполагаемую длительность, а уже сейчас разговор коснулся музыки в целом, современных веяний в искусстве и их различий с творениями великих мастеров многолетней и даже многовековой давности. И казалось, ей искренне интересно его мнение относительно влияния Великой Французской революции на тематику в живописи этой страны в те годы, да и к другим его словам она прислушивалась с неподдельным вниманием, как будто находила в них для себя какую-то значимость.
Ярослав видел её всего второй раз, но не мог избавиться от ощущения, что эта женщина каким-то немыслимым образом уже заняла прочное место в его если не сердце, то памяти уж точно. Должно быть, всё это из-за её игры. Несколько месяцев назад, будучи по каким-то своим делам в Европе, он побывал на закрытой вечеринке в клубе одного из своих партнёров. VIP-общество полчаса сидело с откровенно раскрытыми ртами, забыв про еду и алкоголь и отдавшись на растерзаниме музыке, которую творила одна-единственная виолончелистка. Ярослав и сам на несколько десятков минут полностью отрешился от мира, не в силах думать больше ни о чём. Откровенно говоря, он даже не предполагал, что один музыкант способен сотворить такое. Тогда он после выступления не оставил в покое своего знакомого, пока тот не записал ему электронный адрес женщины, и Ярослав задался целью во что бы то ни стало пригласить её на выступление в собственном ресторане.
И вот теперь договор с указанием суммы, которой могли бы позавидовать и многие куда более известные эстрадные звёзды, был подписан, дата назначена, все вопросы решены, а он всё никак не мог подвести беседу к разумному финалу с пожеланиями скорой встречи и напоминанием о том, что у него полным-полно работы. Не мог да и, честно говоря, не хотел. Оперевшись локтями о полированную столешницу, Ярослав положил подбородок на сцепленные в замок руки и с лёгкой улыбкой на губах украдкой любовался сидящей перед ним женщиной, которая как раз сейчас спокойно и обстоятельно в пух и прах разбивала одну из его теорий относительно развития музыки в ближайшие десять лет.
Они вели беседу по-английски, потому как ни он не знал итальянского, ни Сибилла – так назвалась виолончелистка – русского. Чужой язык, хоть и ставший ему вторым родным, казался Ярославу в собственном исполнении на удивление скупым и чёрствым. Он даже пожалел в какой-то момент, что не владеет итальянским. Заставлял себя не скользить взглядом по густой черноте волос, красивой линии лица, без единого следа косметики кажущегося выразительным и ярким, по мягкому изгибу шеи и плечей, белизне рук, старался не тонуть в глубине удивительно глубоких мудрых глаз необыкновенного тёмно-вишнёвого цвета… Но не выходило.
- Боюсь, мне уже пора, - прервала его размышления женщина и, плавно поднявшись, улыбнулась. – До встречи в субботу, господин Янковский.
Его фамилию она произнесла почти без акцента, нередко свойственного иностранцам, пытающимся сказать что-то на великом и могучем.
- Я надеюсь, после выступления вы уделите мне немного вашего времени? – спросил Ярослав с улыбкой, умело – сказывался многолетний опыт – скрывая желание услышать утвердительный ответ. – Угощу вас кофе. За счёт заведения, разумеется.
Сибилла улыбнулась чуть шире, обозначив этим одновременно и согласие, и благодарность, после чего грациозной походкой направилась в сторону двери. Когда за спиной ушедшей женщины раздался приглушённый щелчок, Ярослав с шумом выдохнул и позволил себе на мгновение опустить веки. В этот момент он чувствовал себя не тридцатипятилетним мужчиной, повидавшим жизнь, а вдвое более младшим подростком: немножко счастливым, немножко удивлённым и очень глупым почему-то.
Последние аккорды затихли, несколько десятков секунд в ресторане не было слышно ни звука, и лишь по истечении этого срока зал взорвался аплодисментами. Женщины к тому времени уже не было на невысокой сцене, а Ярослав, до этого не спускавший с неё глаз, не уловил тот момент, когда она покинула возвышение. Сам он занимал один из отдалённых столиков, отделённых от остального зала неширокой перегородкой. Некое подобие кабинета, из которого, впрочем, благодаря отсутствию одной из стен, отлично было видно всё происходящее, тогда как сидящие в нём оставались почти незаметными. В зале заиграла лёгкая джазовая мелодия, не мешающая разговорам, но способная отделить один столик от другого невидимой стеной тихого звука.
Янковский на миг опустил глаза, чтобы взять в руку чашку с кофе, а когда вновь поднял взгляд, Сибилла остановилась у его столика, появившись как будто из ниоткуда, и Ярослав вновь поразился тому, как тихо она двигается – словно призрак или сказочная фея из детских книжек или старых советских мультиков. Жестом и улыбкой он предложил ей присесть, и женщина опустилась на стул, положив руки на колени. Поспевший вовремя официант выслушал пожелания относительно кофе, и тут же ретировался, оставив владельца заведения и его гостью наедине. И вновь после нескольких дежурных фраз - на удивление живой разговор, как будто между старыми друзьями, интерес в словах, мягкие улыбки… Вот только глаза женщины, и Ярослав не мог не обратить на это внимания, всегда оставались как будто немного не от мира сего, однако он так и не смог понять, откуда у него это странное ощущение.
Янковский никогда не был избалован женским вниманием. С одной стороны, он был ещё достаточно молодым, весьма обеспеченным и при этом довольно-таки привлекательным мужчиной, который умел подать себя, поддержать беседу на множество самых разных тем и при уверенности в себе не показаться высокомерным. Но с другой… О другой думать не хотелось, ибо она моментально прогоняла приятный настрой, напоминая о том, что ему не стоит смотреть на Сибиллу как на женщину. Чревато разочарованиями, как и всегда. Ярослав глотнул кофе, прислушиваясь к словам женщины, которая как раз отвечала на его вопрос об особенностях испанских музыки и танца. Сорок минут беседы – как четыре мгновения. Или четыре века.
- Вы, должно быть, великолепно танцуете, - Ярослав и сам не понял, почему вдруг сказал это, когда куда более к месту было бы поинтересоваться тем, была ли Сибилла в Испании.
- Желаете пригласить меня на танец? – голос Сибиллы почему-то неожиданно снизился на тон, улыбка на губах показалась мужчине уже не такой лёгкой, а тёмно-вишнёвые глаза как будто бы почернели, хотя, конечно же, то была всего лишь игра света и тени.
- Отнюдь. Боюсь, это невозможно, - он небрежно пожал плечами, старательно делая свой тон подчёркнуто спокойным.
- Вот как, почему же? – воплощение фантазии в облике земной женщины вопросительно приподняло бровь, всё ещё глядя на него чуть похолодевшим, нежели ранее, взором.
Вот он, момент истины. Тот, после которого Ярослав начинал чувствовать себя пародией на человека, несмотря на все свои миллионы в самых разных банках, сеть ресторанов по нескольким крупным городам бывшего Союза, квартиру класса «люкс» в центре Питера, чуть ли не сошедший с картинок глянцевого журнала коттедж за городом и прочие приятные мелочи жизни. Недочеловеком он себя ощущал, когда, опустив руки со стола к подлокотникам и ниже, сделал несколько доведённых до автоматизма жестов и переместился чуть в сторону, чтобы женщина могла увидеть инвалидное кресло, в котором он сидел. Оборудованное по последнему слову техники, с дорогущей отделкой и стоящее не намного меньше, чем годовой заработок средней руки бизнесмена, но всё-таки, не смотря ни на что, инвалидное. Потом вернулся к столу, потянулся за чашкой кофе и поверх неё взглянул на женщину, привычно ожидая увидеть в глазах разочарование или даже жалость.
- Ну вот и замечательно, - с тёплой улыбкой выдохнула Сибилла, стерев из глаз остатки прохладцы и своими словами вынудив Ярослава чуть кашлянуть, чтобы не подавиться глотком эспрессо. – Всё равно я не танцую. Так что если вздумаете пригласить меня ещё раз, лучше заманивайте кофе.
Янковский всё-таки закашлялся, несколько секунд ошарашенно глядя на женщину, которая преспокойно пила ароматный напиток, не отводя от его лица глаз. Быть может, в чьих-то других устах эти слова могли бы прозвучать как издёвка, но сейчас такая мысль даже не приходила в голову Ярославу. Мужчина покачал головой, не сумев удержать усмешки и ничуть не скрывая её. Впрочем, как он полагал, в эти несколько мгновений весь набор его ощущений был, что называется, налицо: и озадаченность, и восхищение, и даже тщательно скрываемое облегчение от того, что женщина не ушла в ту же секунду.
Ярослав поставил локоть левой руки на стол, положив на него подбородок, а другой рукой помешивал ложечкой густой чёрный кофе без следа сахара. Несколько секунд он задумчиво изучал сидящую напротив женщину, с каждым мгновением сознавая, что вряд ли когда-нибудь сможет её понять. О нет, он не обманывался ложными надеждами о том, что она будет принадлежать ему. Более того, что-то в глубине души подсказывало Янковскому, что и увидит-то он её в будущем далеко не так много раз, как ему хотелось бы. Она и впрямь была подобна призраку, который является простым смертным лишь тогда, когда ему самому заблагорассудится.
- Вы любите стихи Булата Окуджавы, Сибилла? – спросил он вдруг и тут же засмеялся, поняв, какую сморозил глупость. Сомнительно, что произведения этого автора переводились на итальянский, и ещё менее вероятно, что женщина их встречала.
- Почитайте мне, Ярослав, - тихо ответила она, положив голову на сцепленные пальцы облокотившихся о столешницу рук. – Почитайте.
И он, сам не зная почему, начал выразительно декламировать вдруг пришедшие ему на ум строки, а Сибилла внимательно слушала, как будто на самом деле понимала по-русски, и мягко улыбалась, не обещая этой улыбкой ровным счётом ничего, кроме понимания. Но Ярославу и этого было достаточно.
- Тьмою здесь все занавешено
и тишина как на дне...
Ваше величество женщина,
да неужели - ко мне?
Тусклое здесь электричество,
с крыши сочится вода.
Женщина, ваше величество,
как вы решились сюда?
О, ваш приход - как пожарище.
Дымно, и трудно дышать...
Ну, заходите, пожалуйста.
Что ж на пороге стоять?
Кто вы такая? Откуда вы?
Ах, я смешной человек...
Просто вы дверь перепутали,
улицу, город и век.
Ярослав видел её всего второй раз, но не мог избавиться от ощущения, что эта женщина каким-то немыслимым образом уже заняла прочное место в его если не сердце, то памяти уж точно. Должно быть, всё это из-за её игры. Несколько месяцев назад, будучи по каким-то своим делам в Европе, он побывал на закрытой вечеринке в клубе одного из своих партнёров. VIP-общество полчаса сидело с откровенно раскрытыми ртами, забыв про еду и алкоголь и отдавшись на растерзаниме музыке, которую творила одна-единственная виолончелистка. Ярослав и сам на несколько десятков минут полностью отрешился от мира, не в силах думать больше ни о чём. Откровенно говоря, он даже не предполагал, что один музыкант способен сотворить такое. Тогда он после выступления не оставил в покое своего знакомого, пока тот не записал ему электронный адрес женщины, и Ярослав задался целью во что бы то ни стало пригласить её на выступление в собственном ресторане.
И вот теперь договор с указанием суммы, которой могли бы позавидовать и многие куда более известные эстрадные звёзды, был подписан, дата назначена, все вопросы решены, а он всё никак не мог подвести беседу к разумному финалу с пожеланиями скорой встречи и напоминанием о том, что у него полным-полно работы. Не мог да и, честно говоря, не хотел. Оперевшись локтями о полированную столешницу, Ярослав положил подбородок на сцепленные в замок руки и с лёгкой улыбкой на губах украдкой любовался сидящей перед ним женщиной, которая как раз сейчас спокойно и обстоятельно в пух и прах разбивала одну из его теорий относительно развития музыки в ближайшие десять лет.
Они вели беседу по-английски, потому как ни он не знал итальянского, ни Сибилла – так назвалась виолончелистка – русского. Чужой язык, хоть и ставший ему вторым родным, казался Ярославу в собственном исполнении на удивление скупым и чёрствым. Он даже пожалел в какой-то момент, что не владеет итальянским. Заставлял себя не скользить взглядом по густой черноте волос, красивой линии лица, без единого следа косметики кажущегося выразительным и ярким, по мягкому изгибу шеи и плечей, белизне рук, старался не тонуть в глубине удивительно глубоких мудрых глаз необыкновенного тёмно-вишнёвого цвета… Но не выходило.
- Боюсь, мне уже пора, - прервала его размышления женщина и, плавно поднявшись, улыбнулась. – До встречи в субботу, господин Янковский.
Его фамилию она произнесла почти без акцента, нередко свойственного иностранцам, пытающимся сказать что-то на великом и могучем.
- Я надеюсь, после выступления вы уделите мне немного вашего времени? – спросил Ярослав с улыбкой, умело – сказывался многолетний опыт – скрывая желание услышать утвердительный ответ. – Угощу вас кофе. За счёт заведения, разумеется.
Сибилла улыбнулась чуть шире, обозначив этим одновременно и согласие, и благодарность, после чего грациозной походкой направилась в сторону двери. Когда за спиной ушедшей женщины раздался приглушённый щелчок, Ярослав с шумом выдохнул и позволил себе на мгновение опустить веки. В этот момент он чувствовал себя не тридцатипятилетним мужчиной, повидавшим жизнь, а вдвое более младшим подростком: немножко счастливым, немножко удивлённым и очень глупым почему-то.
* * *
Последние аккорды затихли, несколько десятков секунд в ресторане не было слышно ни звука, и лишь по истечении этого срока зал взорвался аплодисментами. Женщины к тому времени уже не было на невысокой сцене, а Ярослав, до этого не спускавший с неё глаз, не уловил тот момент, когда она покинула возвышение. Сам он занимал один из отдалённых столиков, отделённых от остального зала неширокой перегородкой. Некое подобие кабинета, из которого, впрочем, благодаря отсутствию одной из стен, отлично было видно всё происходящее, тогда как сидящие в нём оставались почти незаметными. В зале заиграла лёгкая джазовая мелодия, не мешающая разговорам, но способная отделить один столик от другого невидимой стеной тихого звука.
Янковский на миг опустил глаза, чтобы взять в руку чашку с кофе, а когда вновь поднял взгляд, Сибилла остановилась у его столика, появившись как будто из ниоткуда, и Ярослав вновь поразился тому, как тихо она двигается – словно призрак или сказочная фея из детских книжек или старых советских мультиков. Жестом и улыбкой он предложил ей присесть, и женщина опустилась на стул, положив руки на колени. Поспевший вовремя официант выслушал пожелания относительно кофе, и тут же ретировался, оставив владельца заведения и его гостью наедине. И вновь после нескольких дежурных фраз - на удивление живой разговор, как будто между старыми друзьями, интерес в словах, мягкие улыбки… Вот только глаза женщины, и Ярослав не мог не обратить на это внимания, всегда оставались как будто немного не от мира сего, однако он так и не смог понять, откуда у него это странное ощущение.
Янковский никогда не был избалован женским вниманием. С одной стороны, он был ещё достаточно молодым, весьма обеспеченным и при этом довольно-таки привлекательным мужчиной, который умел подать себя, поддержать беседу на множество самых разных тем и при уверенности в себе не показаться высокомерным. Но с другой… О другой думать не хотелось, ибо она моментально прогоняла приятный настрой, напоминая о том, что ему не стоит смотреть на Сибиллу как на женщину. Чревато разочарованиями, как и всегда. Ярослав глотнул кофе, прислушиваясь к словам женщины, которая как раз отвечала на его вопрос об особенностях испанских музыки и танца. Сорок минут беседы – как четыре мгновения. Или четыре века.
- Вы, должно быть, великолепно танцуете, - Ярослав и сам не понял, почему вдруг сказал это, когда куда более к месту было бы поинтересоваться тем, была ли Сибилла в Испании.
- Желаете пригласить меня на танец? – голос Сибиллы почему-то неожиданно снизился на тон, улыбка на губах показалась мужчине уже не такой лёгкой, а тёмно-вишнёвые глаза как будто бы почернели, хотя, конечно же, то была всего лишь игра света и тени.
- Отнюдь. Боюсь, это невозможно, - он небрежно пожал плечами, старательно делая свой тон подчёркнуто спокойным.
- Вот как, почему же? – воплощение фантазии в облике земной женщины вопросительно приподняло бровь, всё ещё глядя на него чуть похолодевшим, нежели ранее, взором.
Вот он, момент истины. Тот, после которого Ярослав начинал чувствовать себя пародией на человека, несмотря на все свои миллионы в самых разных банках, сеть ресторанов по нескольким крупным городам бывшего Союза, квартиру класса «люкс» в центре Питера, чуть ли не сошедший с картинок глянцевого журнала коттедж за городом и прочие приятные мелочи жизни. Недочеловеком он себя ощущал, когда, опустив руки со стола к подлокотникам и ниже, сделал несколько доведённых до автоматизма жестов и переместился чуть в сторону, чтобы женщина могла увидеть инвалидное кресло, в котором он сидел. Оборудованное по последнему слову техники, с дорогущей отделкой и стоящее не намного меньше, чем годовой заработок средней руки бизнесмена, но всё-таки, не смотря ни на что, инвалидное. Потом вернулся к столу, потянулся за чашкой кофе и поверх неё взглянул на женщину, привычно ожидая увидеть в глазах разочарование или даже жалость.
- Ну вот и замечательно, - с тёплой улыбкой выдохнула Сибилла, стерев из глаз остатки прохладцы и своими словами вынудив Ярослава чуть кашлянуть, чтобы не подавиться глотком эспрессо. – Всё равно я не танцую. Так что если вздумаете пригласить меня ещё раз, лучше заманивайте кофе.
Янковский всё-таки закашлялся, несколько секунд ошарашенно глядя на женщину, которая преспокойно пила ароматный напиток, не отводя от его лица глаз. Быть может, в чьих-то других устах эти слова могли бы прозвучать как издёвка, но сейчас такая мысль даже не приходила в голову Ярославу. Мужчина покачал головой, не сумев удержать усмешки и ничуть не скрывая её. Впрочем, как он полагал, в эти несколько мгновений весь набор его ощущений был, что называется, налицо: и озадаченность, и восхищение, и даже тщательно скрываемое облегчение от того, что женщина не ушла в ту же секунду.
Ярослав поставил локоть левой руки на стол, положив на него подбородок, а другой рукой помешивал ложечкой густой чёрный кофе без следа сахара. Несколько секунд он задумчиво изучал сидящую напротив женщину, с каждым мгновением сознавая, что вряд ли когда-нибудь сможет её понять. О нет, он не обманывался ложными надеждами о том, что она будет принадлежать ему. Более того, что-то в глубине души подсказывало Янковскому, что и увидит-то он её в будущем далеко не так много раз, как ему хотелось бы. Она и впрямь была подобна призраку, который является простым смертным лишь тогда, когда ему самому заблагорассудится.
- Вы любите стихи Булата Окуджавы, Сибилла? – спросил он вдруг и тут же засмеялся, поняв, какую сморозил глупость. Сомнительно, что произведения этого автора переводились на итальянский, и ещё менее вероятно, что женщина их встречала.
- Почитайте мне, Ярослав, - тихо ответила она, положив голову на сцепленные пальцы облокотившихся о столешницу рук. – Почитайте.
И он, сам не зная почему, начал выразительно декламировать вдруг пришедшие ему на ум строки, а Сибилла внимательно слушала, как будто на самом деле понимала по-русски, и мягко улыбалась, не обещая этой улыбкой ровным счётом ничего, кроме понимания. Но Ярославу и этого было достаточно.
- Тьмою здесь все занавешено
и тишина как на дне...
Ваше величество женщина,
да неужели - ко мне?
Тусклое здесь электричество,
с крыши сочится вода.
Женщина, ваше величество,
как вы решились сюда?
О, ваш приход - как пожарище.
Дымно, и трудно дышать...
Ну, заходите, пожалуйста.
Что ж на пороге стоять?
Кто вы такая? Откуда вы?
Ах, я смешной человек...
Просто вы дверь перепутали,
улицу, город и век.
