Всякий видит, чем ты кажешься, немногие чувствуют, кто ты на самом деле. ©N.Machiavelli
По осени, когда подолгу не переставали дожди, чуть позднее, когда таял первый снег, и в начале весны, когда оттепель меняла зимнюю сказку на грязь и слякоть, дорога превращалась в непроездное и непроходимое нечто, на некоторое время отрезая себя саму от основного шоссе. Казалось бы, всего несколько десятков километров от Гданьска, Европа, двадцать первый век, до современного шоссе рукой подать, а эта дорога так и оставалась не покрытой асфальтом и размываемой дождями и талым снегом. Впрочем, земля эта была частным владением, а раз хозяин не желал себе жизнь упрощать, то и государство не стало заниматься благотворительностью, вот и превращалась широкая дорога едва ли не в болото дважды в год. Но так было осенью и весной.
К концу декабря подморозило, снег не только укрыл землю и приукрасил чёрные ветки деревьев, но успел за городом навалить сугробы в половину человеческого роста. Шоссе, ведущее от города к городу, регулярно расчищали, но и про поворот с основной колеи не забыли – не любящий асфальтовое покрытие владелец ближайшего участка земли явно относился куда более положительно к снегоуборочной технике и исправно оплачивал со своего счёта за уборку сугробов с единственного пути, соединяющего его жилище с относительно близким городом. Километрах в десяти уже были поразбросаны деревни и застроенные загородными домами участки, ещё одна отходящая от шоссе дорога вела к очередному небольшому местечку, нежно любимому туристами (особенно американскими и японскими) за построенный ещё в семнадцатом веке замок, недорогие по европейским меркам гостиницы и горячий шоколад в глиняных чашках. Так что перекрёсток выглядел довольно забавно: идеально прямая серая асфальтовая линия от Гданьска в сторону другого более-менее крупного города, чуть более узкая, но такая же прямая и серая полоса – к местечку с замком и другими достопримечательностями, сейчас, к Рождеству, заполненному туристами, ещё одна вела к участку загородной застройки, и, наконец, тоже широкая, но белая-белая и далеко не прямая дорога, а как будто нарочно криво вьющаяся меж сугробов и деревьев.
Учитывая близкое расположение города, рассчитанного на туристический интерес, указатель на перекрёстке устроили соответствующий: под старину, с выпиленными из дерева красивой формы досками, где среди резьбы узорчатой вязью на польском и английском – для приезжих - были написаны названия ближайших населённых пунктов. Одна стрела указывала на Гданьск, вторая – на ближайший крупный город, - именно из этих двух мест приезжало большинство туристов. Третья устремила свой зауженный конец в сторону городка с замком и некоторым числом других достопримечательностей. Четвёртая – на расположенную в семи километрах россыпь загородных домов, где многие семьи предпочитали встречать Рождество, оставляя города. Пятая доска немного отличалась от остальных, хотя чем именно – понять было сложно. Вроде той же формы и размера, из того же дерева выпиленная, тем же узором украшенная. Может, чуть потемнее, как будто висела немногим дольше, да по верхней линии в древесине видны были небольшие углубления, всего лишь чуть более тёмные точки, как если бы множество птиц годами выбирали именно этот указатель для того, чтобы передохнуть в перелёте, и сдавливали дерево коготками; вот только сколько же это птиц должно своими тонкими лапками поработать, чтобы в обработанном твёрдом дереве даже такие мелкие пятнышки оставить? А ещё этот указатель был единственным из всех, на котором направление было написано только на польском, без перевода на английский и, более того, что могли заметить разве лишь местные, далеко не современном польском, а старом, который давно не живёт даже в самых далёких и забытых богом местах, не говоря уж о частном владении всего в нескольких десятках километров от Гданьска.
О том, что даже на самых подробных картах местности этот поворот на белую дорогу не обозначен, тоже могли порассказать, например, за чашкой горячего шоколада после визита приснопамятного замка. Вот только как-то так рассказывали, что никто из туристов, даже самых любопытных, так и не сунул свой нос на ту дорогу. Хотя, в сущности, рассказывать было нечего: местные жители куда больше знали о достопримечательностях городка и истории замка, чем о владельце довольно большого участка земли, простиравшегося от начала белой дороги и ведущего куда-то дальше, к усадьбе. Оттуда иногда выезжал автомобиль, направлялся в сторону Гданьска и возвращался через несколько часов, должно быть, с покупками и запасами на две-три недели, когда снова выбирался в путь. Но кто сидел за рулём или жил в неизвестном доме, известно не было. Так и оставалась белая дорога тщательно расчищенной, но нехоженой, и к кануну Рождества лишь микроавтобусы да отдельные автомобили скользили мимо неё, притормаживали на несколько секунд, чтобы экскурсоводы могли рассказать своим подопечным только что выдуманную мистическую историю, а потом сворачивали с одной идеальной серой полосы на другую идеальную серую полосу и держали путь к городку, где их уже ждал замок, маленькие гостиницы, горячий шоколад в глиняных кружках и россыпь прочих достопримечательностей.
А снежные хлопья, похожие на перья ангелов с рождественских открыток, медленно кружась, опускались на белую дорогу.
К концу декабря подморозило, снег не только укрыл землю и приукрасил чёрные ветки деревьев, но успел за городом навалить сугробы в половину человеческого роста. Шоссе, ведущее от города к городу, регулярно расчищали, но и про поворот с основной колеи не забыли – не любящий асфальтовое покрытие владелец ближайшего участка земли явно относился куда более положительно к снегоуборочной технике и исправно оплачивал со своего счёта за уборку сугробов с единственного пути, соединяющего его жилище с относительно близким городом. Километрах в десяти уже были поразбросаны деревни и застроенные загородными домами участки, ещё одна отходящая от шоссе дорога вела к очередному небольшому местечку, нежно любимому туристами (особенно американскими и японскими) за построенный ещё в семнадцатом веке замок, недорогие по европейским меркам гостиницы и горячий шоколад в глиняных чашках. Так что перекрёсток выглядел довольно забавно: идеально прямая серая асфальтовая линия от Гданьска в сторону другого более-менее крупного города, чуть более узкая, но такая же прямая и серая полоса – к местечку с замком и другими достопримечательностями, сейчас, к Рождеству, заполненному туристами, ещё одна вела к участку загородной застройки, и, наконец, тоже широкая, но белая-белая и далеко не прямая дорога, а как будто нарочно криво вьющаяся меж сугробов и деревьев.
Учитывая близкое расположение города, рассчитанного на туристический интерес, указатель на перекрёстке устроили соответствующий: под старину, с выпиленными из дерева красивой формы досками, где среди резьбы узорчатой вязью на польском и английском – для приезжих - были написаны названия ближайших населённых пунктов. Одна стрела указывала на Гданьск, вторая – на ближайший крупный город, - именно из этих двух мест приезжало большинство туристов. Третья устремила свой зауженный конец в сторону городка с замком и некоторым числом других достопримечательностей. Четвёртая – на расположенную в семи километрах россыпь загородных домов, где многие семьи предпочитали встречать Рождество, оставляя города. Пятая доска немного отличалась от остальных, хотя чем именно – понять было сложно. Вроде той же формы и размера, из того же дерева выпиленная, тем же узором украшенная. Может, чуть потемнее, как будто висела немногим дольше, да по верхней линии в древесине видны были небольшие углубления, всего лишь чуть более тёмные точки, как если бы множество птиц годами выбирали именно этот указатель для того, чтобы передохнуть в перелёте, и сдавливали дерево коготками; вот только сколько же это птиц должно своими тонкими лапками поработать, чтобы в обработанном твёрдом дереве даже такие мелкие пятнышки оставить? А ещё этот указатель был единственным из всех, на котором направление было написано только на польском, без перевода на английский и, более того, что могли заметить разве лишь местные, далеко не современном польском, а старом, который давно не живёт даже в самых далёких и забытых богом местах, не говоря уж о частном владении всего в нескольких десятках километров от Гданьска.
О том, что даже на самых подробных картах местности этот поворот на белую дорогу не обозначен, тоже могли порассказать, например, за чашкой горячего шоколада после визита приснопамятного замка. Вот только как-то так рассказывали, что никто из туристов, даже самых любопытных, так и не сунул свой нос на ту дорогу. Хотя, в сущности, рассказывать было нечего: местные жители куда больше знали о достопримечательностях городка и истории замка, чем о владельце довольно большого участка земли, простиравшегося от начала белой дороги и ведущего куда-то дальше, к усадьбе. Оттуда иногда выезжал автомобиль, направлялся в сторону Гданьска и возвращался через несколько часов, должно быть, с покупками и запасами на две-три недели, когда снова выбирался в путь. Но кто сидел за рулём или жил в неизвестном доме, известно не было. Так и оставалась белая дорога тщательно расчищенной, но нехоженой, и к кануну Рождества лишь микроавтобусы да отдельные автомобили скользили мимо неё, притормаживали на несколько секунд, чтобы экскурсоводы могли рассказать своим подопечным только что выдуманную мистическую историю, а потом сворачивали с одной идеальной серой полосы на другую идеальную серую полосу и держали путь к городку, где их уже ждал замок, маленькие гостиницы, горячий шоколад в глиняных кружках и россыпь прочих достопримечательностей.
А снежные хлопья, похожие на перья ангелов с рождественских открыток, медленно кружась, опускались на белую дорогу.
- Сперва это, - он протянул девушке таблетки и стакан воды. - Потом будем поить микстурой. Она, зараза, вкусная, один мой племянничек её в детстве просто так ложками пил, а когда родители заметили и спрятал, даже пытался специально заболеть, чтобы только ею лечили.
Он негромко рассмеялся.
- Помню, лет пятнадцать назад была такая микстура, "Пертуссин" называлась, - осторожно наливая в ложечку янтарного цвета жидкость, проговорил Карл. - Я сам её дико любил. От кашля помогала. Её производили где-то в России, кажется, но потом она пропала, уже давно не видел. Тоже дико вкусная шутка, даже не думал тогда, что лекарства могут быть такими обалденными. Правда, на вкус она нравилась только мне, остальные считали её просто терпимой.
Он усмехнулся и, придерживая снизу ладонь на всякий случай, чтобы, если что, не накапать девушке на "пижаму" из собственной рубашки, протянул ложку к губам Евгении.
Женя уже переоделась в свою одежду.
Было мельком на 17 странице.
это все из-за моей феноменальной скорости игрыОставим её в рубашке? Или как?
Он улыбнулся девушке и, поняв, что больше она есть не намерена, поднял поднос.
- Я быстро, а пока, чтоб тебе не скучно было, могу какую-нибудь книжку принести, у меня их тут очень много. Только скажи, что тебе читать нравится. Ну и не молчи, если вдруг ещё чего-нибудь захочешь - поесть там, чаю, вкусного чего...
Не было его минут десять, всё это время из комнаты снизу и по соседству (библиотеки) доносился грохот, шум и топот, словно некто (в виде взъерошенного хозяина всея дома) носился из угла в угол. Вернулся Карл даже ещё более взъерошенным, чем раньше. И если вчера в его волосах был лишь один клочок пыли, то теперь несколько прядей и вовсе казались седыми. В руках молодой человек нёс на удивление чистенькие, как будто только что из магазина, книги. Штук этак сорок. И всю эту сокровищницу он осторожно положил в ногах у Евгении.
- Вот! - с довольным видом указал на добычу Карл и улыбнулся. Впрочем, гордиться было чем: среди книг девушка могла увидеть множество сборников сказок народов мира, полные собрания сказок братьев Гримм, Андерсена, Перро, Барто... Все книги были довольно-таки увесистыми, но зато с картинками. А ещё большая часть из них только издалека казалась новой, на самом же деле вблизи было видно, что все тома хоть и тщательно ухожены, но явно вышли в свет не в минувшем году. Да и даты на внутренних листах это подтверждали: первая попавшая в руки девушки книга была датирована тысяча девятьсот пятьдесят третьим годом. Почти раритет в чуть ли не идеальном состоянии.
- Ну как, пойдёт? - вопросительно посмотрел на Евгению Карл.
Улыбка Карла стала ещё шире, но как будто чуть грустнее, впрочем, он тут же встряхнулся и хлопнул в ладоши.
- Ладно, ты читай, если что, где кухня знаешь. А я пошёл отправлять почтовую птицу, угу?
- Не... много... придуроч... ная... - вытирая выступившие слезинки одной рукой и прижав другую к груди сквозь неутихающий смех выдавила девушка. - Вот уж точно, прямо в самое яблочко! Не думаю, что мой ребенок за свое рождение в нашей семье когда-нибудь сможет сказать спасибо, - уже спокойным и серьезным тоном продолжила Евгения. - Знаешь, некоторым просто не дано и все. Отправляй, отправляй! А ты адрес не забыл? - приподняв в вопросе брови, поинтересовалась она.
Он быстро развернулся и юркнул в коридор, уже оттуда крикнув, что адрес помнит. Молодой человек шумно протопал по лестнице вниз, уронил что-то в прихожей, но, видимо, всё же справился с процессом облачения себя в верхнюю одежду, потому что скоро послышался звук хлопающей двери - и в доме повисла живая, уютная и тёплая тишина.
Через полчаса после того момента, когда Карл покинул комнату Евгении, где-то в Гданьске возле подъезда одного из домов показались две невысокие фигурки - не то низкорослых людей, не то и вовсе подростков. Что-то активно пообсуждав меж собой, поразмахивав руками, они друг за дружкой юркнули в дверь, когда она приоткрылась, чтобы выпустить кого-то из жильцов, нашли дверь с нужным номером и, похихикав для порядку, тихонько поскреблись в обшивку. Потом похихикали снова, и один из странных визитёров протянул руку к звонку, до упора вдавив его и не снимая палец. В квартире Януша громко и не смолкая начал трезвонить звонок.
Громкий смех, а затем тихие всхлипы нарушили тишину комнаты. Евгения сидела на кровати, обхватив голову руками, и плакала.
Прошло больше минуты, затем за дверью что-то грохнуло, затихло и почти тут же зашумели открываемые замки. На пороге показался хозяин квартиры. Вид у Януша был помятым: темные брюки и голубая рубашка выглядели так, словно молодой человек заснул на диване после долгого трудового дня; волосы всклокочены; глаза за стеклами очков покрасневшие, как с недосыпу.
Януш удивленно уставился на незваных гостей, пытаясь сообразить, что произошло, и который сейчас час.
- Эй? Ты чего? - почему-то шёпотом поинтересовался он у девушки, осторожно делая шаг через порог. - Что случилось-то?
-Здравствуйтепривет! - неопределённого пола и возраста визитёры проговорили это почти хором, и даже если бы Януш очень постарался, вряд ли ему удалось определить, кто из странной парочки сказал какое слово. - Амыквам! Унасквампослание!
Левый некто переступил с ногу на ногу, что больше походило на лёгкий подскок, и толкнул локтем того, кто был справа. Тот (или та?) отпихнул приятеля и сунул руку в карман.
- Явамвотчтопринесла! Послание! Важноеважноеважное! - первое произнесённое окончание дало понять, что по крайней мере справа стоит девушка. - Вот!
Она протянула Янушу помятую бумажку, на которой кривоватым, но более-менее разборчивым мужским почерком было написано: "Здравствуйте, Януш. Это Карл, мы с вами беседовали на заснеженном перекрёстке. Уговорил вашу сестру встретиться с вами. Приезжайте к трём, не раньше, иначе мы с Евгенией не успеем обед приготовить. Всего доброго! Встречу на перекрёстке в три. Карл".
Когда Януш поднял глаза от записки, двух странных визитёров уже и след простыл.
Януш дочитал послание и уже хотело было поблагодарить тех, кто его доставил, но никого около дверей квартиры не было. К изумлению необычным внешним видом посетителей прибавилось удивление их быстрым исчезновением. захлопнув входную дверь, молодой человек прошел на кухню; быстрый взгляд на часы и включить электрический чайник. До трех часов нужно много успеть сделать.
- Женя? Что тебя так расстроило? - Карл припомнил, что её брат упоминал о последствиях приёма лекарств, но... Но мало ли что, в конце концов. - Мы ж вроде определились, что всё вполне себе неплохо, если не считать простуды. Но ведь не увеличивать же число воды во вселенной только из-за того, что нос не дышит, а?
И Карл наклонил голову, смешно извернувшись, чтобы заглянуть Евгении в лицо. Ну или ту дырочку, что оставалась в промежутке между руками и волосами.
- Они зовут. Понимаешь? Зовут! - второй рукой обхватила ладонь Карла. - Сбежала, испугалась, смалодушничала, а они помнят. Он не позволил, увел, а они помнят и ждут. Зовут. - глаза Евгении горели чуть ли не сумасшедшим огнем. - Есть у меня право отвернуться, не слышать, забыть? Есть?!.. Ты хороший, тебе нельзя, - голос резко изменился, стал похож на сонный. Девушка опять улыбнулась, только иначе, мягко.
Она выпустила руку Карла и отвернулась, снова сжавшись в комок.
- Кто это – «они», а? – снова наклонил голову, пытаясь заглянуть в глаза гостьи. – Мы никого больше не приглашали на обед, только тебя, меня и твоего брата. Я даже Клару за дверь выставлю, если ей невесть с чего вздумается явиться. Так что давай-ка зови сюда этих своих «их», я им объясню всю сложность ситуации – и мы отправимся готовить еду. Иначе на обед нам грозит клевать бутерброды, и тогда мне ещё и влетит за то, что я болезную тебя держал в плену и голодом морил!
- Они тут, они всегда со мной. Здесь, - постучала указательным пальцем себе по лбу. - Они приходят ночью, когда воет Зверь и страшно спать, Они напоминают о долге, ведь я давала клятву.
Девушка обняла Карла на шею и прошептала на ухо:
- Ты веришь в жизнь после смерти? Они помнят, помнят, - и вновь Женя резко отстранилась, то ли боясь самого Карла, то ли за него. - Тебе нельзя, нельзя, понимаешь? И нет меня теперь на свете, где я теперь? Где я теперь?
Она сжала пальцами виски и зажмурилась.
Карл ни с того ни с сего презрительно фыркнул, и если бы девушка сейчас подняла на него глаза, то увидела бы, что молодой человек вновь как-то странно повзрослел, помрачнел и даже нахмурил брови, глядя куда-то не то чтобы в сторону, но словно сквозь пространство. Впрочем, он быстро моргнул и вернул внимание своей гостье, чуть потормошив её за плечо.
- Так что не стоит никого бояться, тебе здесь ничего не грозит. А если вдруг у тебя из котелка повалят тараканы, я объявлю им смертный бой - и придётся им убраться восвояси! - решительно заявил он.
Однако уже через десяток секунд затравленность из взгляда убежала, уступив место спокойствию, Женя перестала дрожать, как осиновый лист.
- Ну, ты отправил письмо? - она зеркально повторила жест Карла, положив руку ему на плечо.
- Предпочтёшь поваляться в постели, как болезная тётушка, или поможешь мне с ужином? - хозяин окинул гостью теперь уже критическим взором и, видимо, остался более или менее доволен. - Имей в виду, если плохо себя чувствуешь, лучше полежи с книжкой, я даже готов пойти на сделку со своим чувством прекрасного и притащить тебе твою любимую горячую воду с вареньем.
Карл огляделся по углам спальни и разочарованно вздохнул.
- Даже поварёшки нет, чтобы вместо меча на плечо положить... Ну да ладно! - Карл протянул девушке руку, помогая встать, и приглашающим жестом указал на дверь.
- Все. Теперь я готова тебе помогать.
- Иволга. Фиговая.
Констатировав сей факт, Карл направился на кухню, ожидая, что Евгения последует за ним. В комнатке ничего не изменилось с момента последнего визита туда Жени, разве что в раковине не было немытой посуды да и стол для приготовления или нарезки чего бы то ни было оказался девственно чист, если не считать мелкого чёрного пёрышка, почти что пушинки, которое Карл легко смахнул на пол, изобразив на лице выражение наподобие "всё равно намусорим, потом всё сразу уберу".
- Итак, нам необходимо утвердить меню торжественного обеда! - сообщил он Жене и тут же направился рыскать по холодильнику, шкафчикам и полочкам, которых оказалось куда больше, чем было видно на первый взгляд, не говоря уж об отдельной кладовке в дальнем углу кухни: туда Карл тоже сунул своё длинный нос. - Вариантов множество, так что я, наверное, предложу тебе варианты, а ты уж выбери сама, что любишь и что любит твой брат. Так-с... Что тут у нас?.. У нас есть самые настоящие итальянские спагетти от дядюшки Зденека и простые макароны, аргентина, которую я умею офигительно вкусно жарить с брокколи... которые тоже есть. Ещё можно сделать эскалоп, пожарить картошечку или сварганить запеканку. Или сделать мясо по-французски, это я тоже умею...
Карл сам облизнулся, доперечисляв свои кулинарные умения до этого момента, но героически продолжил:
- Супы я, честно говоря, не очень хорошо готовлю, так что не рискну предлагать. А! Ещё есть курица... О! И красное вино на ризотто. Ммм, Жень, останови меня, а то я щас начну готовить вообще всё. И сам же всё слопаю. Лопну от обжорства на твоих глазах, и тебе придётся объясняться с моими многочисленными родственниками!
Карл жалобно, но с улыбкой в глазах посмотрел на свою гостью, ожидая вердикта.